
Боль оправдана качеством мысли? Человеческая боль, боль живого существа оправдана ребусом отменной изобретательности? И даже если это боль персонажа? И даже если "никто не пострадал"? И боль, настоящая боль она может быть предметом? Или средством-инструментом? И даже в головокружительном рисунке изысканной алхимии? С ловушками и капканами, которые еще требуется домыслить и домысливать? Что первично тогда, если в кадре лучшие из лучших? Те, кто так безукоризненно и чудотворно живут. И так волшебно проживают. И если Эмма Стоун (Emma Stone) так самозабвенна. До омерзения. Если таким плодотворным сознанием Джессии Племонс (Jesse Plemons). До тошноты. Что тогда остается кроме кино?! Что остается кроме? Кроме результативного интеллекта, когда невозможно к восприятию, когда одновременно завораживает и отбрасывает. Когда зритель жертва. Когда все человечье уже вне и не сейчас, и оживлять приходится уже мертвечину. Когда маятником через ничто. Когда выход в той же точке, но другим и перевернутым. Изогнутым. Выпотрошенным. И получится ли выйти? И надо ли выходить. Таким максимализмом отрицания. Такой безукоризной небытия. Ох, Лантимос, ох. Отчего же так наотмашь. Отчего.