Танец

[admin]

Девятая Симфония Мориса Бежара (The Ninth Symphony by Maurice Béjart). Музыка - "Девятая симфония" Л.Бетховена. Хореография: Морис Бежар (Maurice Bejart). Исполнители: Бежар Балет Лозанны (Bejart Ballet Lausanne) и Токио балет (The Tokyo Ballet). Израильский симфонический оркестр (Israel Philharmonic Orchestra). Дирижер Зубин Мета (Zubin Mehta). Костюмы - костюмы Жоэль Рустан, Рожер Бернар. Солисты: Кристин Льюис (сопрано), Михоко Фуюмура (меццо-сопрано), Кей Фукуи (тенор), Александр Виноградов (бас). Хор Рицуюкай. Солисты танцовщики: Дан Цукамото, Мизука Уено, Иори Ниттоно, Айа Такаги, Кэтлин Тильхельм, Масайоши Онуки, Элизабет Рос, Жульен Фавро, Оскар Шакон, Кейсуке Насуно, Марша Родригес, Козима Миньоз, Мари Охаши, Квинтен Гильямс, Аланна Арчибальд. Поэтический текст Фридриха Ницше в прологе читает артистический директор Балета Бежара Gil Roman, сопровождаемый игрой перкуссионистов Jean-Bruno Meier et Thierry Hochstätter. Концертный зал телекомпании NHK, Токио. 2015 год (Премьера - 1964 год).

Мори́са Бежа́ра (фр. Maurice Béjart, настоящее имя Морис-Жан Бержé), одного из крупнейших хореографов двадцатого столетия, сына философа и не очень любимого советским правильством режиссера, уже нет. И буйного Людвига вана (прости, господи) нет тоже. Давно нет. И очень. Но многоминутный финал-реверанс был так возвышенно и претенциозно поставлен, что было почти безошибочное предчувствие вдруг-явления кого-то из двух вышеозвученных. В любом виде. И форме. Они осязались. Самим воздухом благолепия. И пафоса. Ныне же живущие на поклоны вышли царственно. Их головы и лики застил золотой серпантин. А глаза и уши - восторги беснующейся публики. Апологема. И зачем тогда спустя 50 лет?! Чтобы Мета устало прошествовал на авансцену походкой гения?! И это после достаточно заурядной сценической истории под рифленное пространство алхимической симметрии. Где прыгали мальчики и не мальчики в трико разных цветов. Где воинственно и заунывно читался Ницше, тоже когда-то, по всей видимости, любовником. И по совместительству администратором. С французской шевелюрой. И многозначительной поступью. Интеллектуала. Он зычно взывал к Дионису (под многообещающие барабаны). Не дозвался (барабаны исчезли). Диониса взяли количеством. И кругами. Линиями взяли тоже. Масштабом. Лиц и тел - с разных континентов. И разной степени одаренности и профессионализма. Но здесь главное - политкорректность. Здесь вопрос кассы. Проехаться по миру. Собрать денежку. И не малую. Хорошую денежку собрать. Как в середине 60-ых собрали. Вариант беспроигрышный - миру-мир. Но, так уж честно, если Бетховен, действительно, композитор хороший, то и разъяснять его не надо. Пластически, в том числе. Этим только все очень и очень упростилось. Ну, то есть, балета-то по большому счету и не было. Был факт вот-торжества. Вот солиста. Вот феерии. И даже вот-миссионерства. А смысла-то и не было. И тела не было. Его чувственности. Его высказанности. И невысказанности тоже. Стремления внутреннего не было. Грации. Мозгов. Только позерство. И вот "я тебя сделаю звездой". Или "я тебя сделал". Это все очень помпезно. И как-то все залихватски. И пошловато. С развивающимися кудрями и воинственными самураями. Улыбающимися непрестанно. Большое дело делаем, товарищи. Без паузы. Без тишины. И вот еще и Theаtre HD достал это видео из закромов. Пыльное хоть и громкое. Неужели застит глаза вот эта выхухоль. Это после Королевского - как?!

[admin]

Онегин (Onegin). Постановка Штутгартского балета и его многолетнего худрука Джона Крэнко (John Cranko). Сценография и костюмы - Юрген Розе (Jürgen Rose). Татьяна - Алисия Аматриен (Alicia Amatriain). Онегин - Фридеманн Фогель (Friedemann Vogel). Ольга - Элиса Баденес (Elisa Badenes). Ленский - Дэвид Мур (David Moore). Штутгарт, 2017 год.

Чайковский не услышал Пушкина. Он услышал его очень по-своему. Он подмял его. Использовал. Овладел им. Как поводом. Как посылом. Как предтечей. Как импульсом. К собственному (возможно, совершенному с музыкальной точки зрения), но бесконечно далекому от первоисточника произведению. Не под пушкинской сенью сотворенного. И совсем не так услышал Петр Ильич Александра Сергеевича, как надо было бы услышать. Но аксоны и дендриты, гены и хромосомы, так точно заложенные природой и выпестованные школой в Фогеле, все-таки, сработали, и да (о, редкость), в самой стати и в самой конституции осанки и разворота артиста мы почти у характера Онегина. Почти. Да, есть этот изначальный и непременно важный "в ванну со льдом". И даже несмотря на возраст исполнителя. Он, благодаря врожденному (или неужели взрощенному?!) аристократизму, в шаге точен. Очень. В поклоне точен. В ракурсе. И даже в финальной сцене убедителен. При этом год рождения Алисии вычеркнут из всех источников. Но, ребята, так нельзя. Может быть, вынужденно, но очень взросло. Очень. Здесь диссонанс. Разительный. Еще и рядом с такой Ольгой. Кстати, здесь тоже очень интересно по внутреннему отбору качеств, но... Ее практицизм от глупости - где. Очень важная составляющая. Не просто улыбка и обаяние юности. Где эта будущая Ларина (вторая мама). Все очень квасно. Это и в опере есть. И в балете. Деревца. Мало нам этого сюжетного вычленения. Там другой сути должно быть больше. И она организует плотность и энергию. И художнику (при отменном чувстве гаммы, колорита, особенно в костюмах, во многих очень, в ансамблевости - цветовой и тканевой, дизайнерской, кстати, очень точно сценически Онегин, очень) не надо заниматься бытописанием, созданием этой зряшной иллюзорности. Живописи декорационной. А когда это еще и прическах, капорах и деталях интерьера, и вовсе скука смертная. И очевидная аляповатость. Смысловая. Некое умозрительное подобие. И пляски эти совместные. Тоже все не умно. Не уместно. Не из одного из лучших романов. Если бы это написал другой композитор. Сегодня. Тогда как. И хореографу, так честно говоря, не сочувствуешь. Не льнешь к нему. Не очаровываешься. Слишком много очевидного. И такого ожидаемого что ли. Вот и еще про кастинг: а Ленский тоже умница. И пара получилась. Соотнеслась. Но там драматургии внутренней не хватает. И по большому счету играть-то драматически нечего. Слюни только. Но это уж вовсе не из Александра Сергеевича. И Фогеля надо тоже отучить доигрывать лицом. Непроницаемость и холодное изящество. Не допускать лишнего. И даже в финале он по-другому должен. Там другое страдание. Хотя, еще раз повторю, здесь вложено в финал было много - и человеческого, и профессионального. И опять Чайковский. Жирновато. Частенько. В отсутствие тонкости пауз. Деликатности и стреноженности тишины. Собранности. "Но, боже, как играли страсти...". Как?!

[admin]

LE PAVILLON D'ARMIDE | LE SACRE (Павильон Армиды; Священное). Ballett der Wiener Staatsoper und Volksoper. Балеты Джона Ноймайера на музыку Н. Черепнина и И. Ф. Стравинского. LE PAVILLON D'ARMIDE: Conductor - Michael Boder. Choreography - John Neumeier. Komponist - Nikolai Tscherepnin. Der Mann (Vaslaw Nijinsky) - Jakob Feyferlik. LE SACRE: Choreography - John Neumeier. Komponist - Igor Strawinski.

Ноймайер. Из паузы. Путь. Музыка сильнее тела. Когда костюм предполагает. Аскетизм и интрига пространства. Две пары - две судьбы. Должен ли быть быт. Они преследуют. Ухватить вероятность. Мета-история. Во оправдание? Над языком. Изыск формы. Грань быт - поэтика. Он живой в этом. И все же он сюжетен. Метания. Из комнаты обращенный. Артист-персонаж. Нижинский. Индивидуальность на фоне тождества. Прожект и разные ипостаси будущего. Как точно внутренне живет героиня. Грезы. [Корсар?] Музыка преподает драматургию. Фантазийность. Вхождение в мир. Новый мир. Вхождение. Призрачность нового. Грядущее и образы. Скупо и очень точно. Не вычурно. Не случайно. Даже пока робко мерность прогулки. И выплеск вдруг-возможного. То, что в голове. И потенциально в теле. Примеряю на себе новую суть. Репетиция как мучение возможной выраженности. Герой очень пластичен внутри. Пауза. Вальс. Очень трогательно. Избыточная мечта. Изумительная музыка. Наполненность чудом. Когда просто внутри тебя и вокруг. С чего начиналось. И как. Шляпа. Фуэте обретения. Соло предназначения. Призыв. Призыв, помноженный на обретение уверенности. Путь как притяжение мечты. Чуть буксуем в повторении пройденного (внутренне). От образа к образу. Или он скользит по "миру искусства" Бенуа. Грезы минувшего. Они рядом. Он в паузе думает. (И как санитары рядом). Сагитары сознания. Сколки ино-бытия. Призрачность минувшего. С героинями из грез. Он очень искренне и наполненно в этом живет. Он в этом ищет себя. Ждет скромный и вожделенный попутчик. Званый гость. Приглашение к себе. В парне есть русскость. Воздух внутри. Гениальная мизансцена ногой по спине. И в мета-истории есть автор. Есть диалог и прошлого с настоящим. через образ. Через него скольжу и проникаю. И это в комнате. Бродский. Он не принадлежит настоящему. И любви настоящей бежит. Он уже погружен в другого себя. Он обрел себя в полном расскрытии. В обнажении. Черный занавес. Там фагот фантастический. Финал. Композитор!!!

Le Sacre. 1 сентября 2019 года. Мерный шаг. Это как рефрен. Из мерности шага - раздумье. Иноходь. Бредущие друг за другом. В тишине. И обнаженное тело. Более явленная фигура. Крупный план. Тело есть высшее выражение души. Только в глубину замысла. Десница. Очень красиво, когда не стыдливость. Из света в тень перелетая. Спящий. Забытый. Отзвук в партере. Как же сказочно вошла тема. Отстояние. Тень себя. В оглушительной телесности. Выплекс. Выдох невозможного. Когда свет - акцент. Вихрь. Всполох. Первый план - фокус. А там - стреноженность. Выборочное восприятие. Когда много неизвестных. Когда в массе - цвет. И аккумуляция энергий. Потаенность тени. Зверь. Животное. Зрительный ассонанс. Пауза!!! Блик. Запечетленное на теле. Жертвы без слуха. Скрещенье рук. Скрещенье ног. Если говорить о тайнописи языка, то здесь. Не заблудшие. Вот эта световая расчерченность. Вот здесь глубина смысла. И разность прочтения. Когда читается автор-композитор. Когда полной и еще не сформированной энергией. Тело балета и массив. Скульптура в движении. Когда индивидуальность выхватывается из общего. В этой световой паутине некая древесная основа. В этом есть сакральность и жертвенность. Как будто выкашиает неправильность. Образ, когда перестается быть женщиной. У мужчины нет женщины. У женщины - мужчины. Отвержение человеческого. Таким бессовестным телесным слогом.

[admin]

Это ее материал. И как будто для нее. Слишком рисунок - за. Для большего чем даже мечталось. В рискованных линиях. Присвоенных. Нерасторжимых. В эстремальном. Эмоциональности внутренней хватает на многое. Чувственности. Но внешне требуется отстраненность. Большая ликвидность. В особом расплывчатом порой обрамлении. Мэтью, кажется, и вовсе заблудился. В аморфности и несостоятельности. Здесь. Та внешняя строгость сценография не отживается внутри. Еще строже. И еще. Так, чтобы вирала невозможность. Почти исступление.

Магия ритуала. Когда не тождество, а дление рисунка. Линии. Губчатое пространство музыки. Другой цвет. Как в "Эхнатоне". Насыщенность. Зримость. Когда труппа физически готова. Когда больше от колдовства. Другими мозгами. Вне психологии. Посвящение. Обрядность. Он ведет ее в колодце. На грани. Цветовая рама. Важна тень присутствия. Как зависание в состоянии. Огранка таланта. Научить безудержности. И очень поэтичный музыкальный ряд. Это Осипова. Связанность полотном. Роковые языки полотен. Много цепляем лишнего. Случайного. Отсюда многозначность. Она владеет. Они аморфны. Не состоятельны (рабы). Не сильные. Цвет работает (красное). Она прядет линию. Здесь очень Осипова на месте. Еще бы отстраненнее. Сейчас вразрез с пространством. Ball - недо-фактура. Сюда бы того парня - более изнеженного и цепкого. Хореограф ее выписывает. Его - нет. Вокализы - вопрос. Она теряет себя, но в присутствие мужчины. Ей в этой ипостаси (Медузы) мучительно. Паранджа. Он ее вернул. Вернувшаяся к естеству. Они, змеи - внутри. Но она одна тогда. И у нее пол - не низ. За счет слома ступни вверх. И устремленности в сложность. Рабыня.

Медуза (Medusa). Балет Сиди Ларби Шеркави на музыку Генри Перселла и Ольги Войцеховской. Covent-Garden (Royal Ballet). 16 мая 2019 года. Главные партии - Наталья Осипова и Mattew Ball.

[admin]

Когда несколько десятков седовласых снобов в твидовых пиджаках безукоризненного кроя (о смокингах уж умалчиваем) и в отменной тонкости ручной работы сорочках (с запонками из приличных камушков) в первых рядах с абонементами пожизненными (сколько уж осталось) пытаются безуспешно и всячески совладать с собой (и с собственным сердцебиением) в бессмысленной попытке приглушить всполохи неукротимого дыхания и вожделения, он... единственный из полу-алькова центральной ложи (исторически подчеркнутой и напоказ выставляемой анонимности) взирает и будирует сцену с легкой полу-улыбкой-гримасой, уверенно осознавая, что вот этот ее разворот и штрих пуантами в воздухе уж точно предназначен только для него, и уже сегодня вечером ее па раскроется, распустится, и разовьется во всей своей возможной на сегодняшний день нюансировке и транскрипции там, в сановней спальне. При задернутых наглухо шторах. Тяжелых. Навзничь. С чуть наклоненной из ведерка в полу-поклоне бутылочкой Heidsieck. На камне. И лежащими рядом как бы в случайном, но исподволь продуманном полу-беспорядке, колготами из паутины нефилов. Именно в эти сладострастные мгновения обладания обращена нескрываемая улыбка упоения из дивертисмента, когда флер-пиццикато игриво и волнительно вторят ее внутреннему победному торжеству. И славе.

Метафизика балета. Дескриптивность и эфемерность. Здесь - скульптурность и отточенность. Где чуть больше, и уже герой. А где герой, там меньше поэзии. Там меньше... Незыблемость совершенства. Цельность. Абсолютизация гармонии. Вот эта героиня - чуть угловатость. И сразу - лань. Недо... Жаль. Когда еще бы дыхание. Недо-жест. Материализация - это атрибут времени. Когда называем. Вот чуть-чуть бы пауза. Описание. Мечта о статуарности. Расширение воли языка. Благородство красоты. Не изъясняться, а дышать. Она никак не может нащупать эту грань. Он косноязычен. Трация эльфов. От Шекспира. Сельчане - это бл... В поиске надмирности. Надо помочь театром. Вот жест ноги - нащупывание. Сценография - нет. Назывное и тяжелое. Нет магии. Хореографический нарратив не дает вздоха. Выдоха. Все начали улыбаться. Надо же понимать в чем причина костюма. Он должен нести смысл. И цвет. Амур-Аполлон отстоял свое.

2 акт. Есть в ней притягательное. Природное. В этом несовершенстве поэзия Бэмби. Неправильность в этом есть контекстуальная. А когда в музыке есть поэтика, требующая заполненности. То есть, много иллюстративного быта. Вот этого анимационного жанра. Сама мысль развивается. И язык. Она многочастна в этом. Индивидуальность неправильности. Не цельности. Даже здесь нет фиксации. Вот эти костюмные экивоки. Нагрузка на нее. Очевидный язык. Набор элементов. Вялая устремленность к балету. Не должно быть аннотации. Корабли поехали.

DARCEY BUSSELL. Третий акт. В цвете. Хотя бы здесь есть эфемерность ткани. И ее легкость. Атрибуты классики. Солнечность. Есть свежесть. Делиб заряжает собой. Карнавальность. И герой другой - стать и незагруженность. Внутренняя устремленность. Не ученичество. Пусть школа. И это уже много. Вот здесь - художник. Преображение. Вот не ловит Аштон музыкальных знаков. Транскрипции музыки. Очевидность прописывает. Хорошо, когда пара. Изящество лучезарности. Изумительные соло-пиццикато. Может, кото-то и сделает тоньше. Пронзительней. Здесь жест и триумф (!!!). Мужской дивертисмент. И Делиб как будто распрямился. И в нем есть упругость. Хотя и глуп (парень). Даже осмеливаемся на избыточность. Внутри балета. Она - компромисс. Очень не просто с ней тому, взирающему) Новые прикосновения Аштона. В основе физическое томление. Концерт в спектакле. И даже шоу. Канон Аштона. Как бы это читалось сегодня? Она - в ореоле.

"ЛЕО ДЕЛИБ: БАЛЕТ "СИЛЬВИЯ". ПОСТАНОВКА ROYAL OPERA HOUSE(1996). Балет в трех действиях. Либретто Ж. Барбье, Р. Рейнах на сюжет пасторальной драмы "Аминта" Т. Тассо. Хореограф-постановщик - Сэр Фредерик Аштон (Frederick William Mallandaine Ashton). В главной партии: Sylvia - Darcey Bussell (англ. Darcy Andrea Bussell-Forbes). Orchestra of The Royal Opera House. Conductor - Graham BOND. Первое оригинальное представление: Париж, Гранд-Опера, 14 июня 1876 г. Первое представление редакции: Лондон, Ковент-Гарден, 3 сентября 1952 г.

[admin]

Спектакль "Игра" (Play). Постановка Парижской оперы (Opera Garnier). Хореограф - Александр Экман. Автор оригинальной партитуры спектакля - Микаэль Карлссон. Госпел-певица Калеста Дэй. Премьера - 2017 год.

Вот это ткань такая. На ощупь. Материя. Завораживающая новизной. И особым строем. Она слагается из очень современного ощущения. Из воздуха нынешнего. Из отношений и их отсутствия. Когда человек лишь часть общей днк. И чем выраженнее, чем точнее. Чем изящнее. Когда влечет и притягивает. Без возможных смыслов даже (ждем Годо и подмигиваем Славе Полунину). Сама картинка, уж если это ныне, она все больше и больше манит. Вот цветом этим. Легкостью. Нежностью световой и откровением. И даже лица - как отражение. И тогда находится образ - вдруг на пуантах с рогами. Всамделешная тяга. К костюмам. Как к защите и как к провокации. Да еще с истинным французским женским. В рамках художественного подиума. Это шарм, где игра уже внутри. И в линии носа. Это и по звуку должно быть вот так вкусно. Барабаны можно просто обнять. За низы. И не-синхрон. И антитезой - собранность и дисциплина. Она и в мизансценах и в разбросанности мира. И в этой особой сосредоточенности. На непонятности. И отстраненности. Когда вначале - лучше бы на лесоповал, а глаз оторвать невозможно. Даже когда скучается, и уже даже невозможно во втором акте. Здесь даже не шары. И как работает через работу с предметами живой отзвук. Штрих. Вдруг-субстанция. Как формируется отклик. На фоне позолоты Парижа и снобов - в первых рядах. Другими такстильными завязями. Как тогда и всегда - нейлон. Густота другая. Цифра - во всем спектре транслируемого. Здесь только осязая, не расшифровывая. Уж меньше бы хотелось в данном случае головой. Но смыслы заставляют вязать. В полном ритмическом отзвуке. И опять к тем - с рогами. Вот где все - и шарм, и стиль, и неприступность. Что "ах" и как кульминация. По-разному качаем. В современном театре. Где точнее стал выглядеть сам мир. Где он больше в разрезе. Где потрогать можно. И даже ощутить отклик. Когда явственнее еще. И еще драматичнее. Когда мы не боимся вызова. И не-предела. Провокация, конечно. Но желанная. В максиме.

[admin]

Вот ведь самое главное - каким языком. Можно изысканным, можно дворовым. Можно по правилам, а можно с их нарушением. И это очень важно - как ко мне обращаются: предупредительно, уважительно или нахрапом, такой неутомимой атакующей энергией. Общностью такой. С вызовом. Я не хочу интерпретировать. Хочу видеть совершенство в линии. Континуум. И осмысленность постановщика. Чтобы единым объятием. Без многослойности. И высоколобости. Школу хочу хорошую. Внятную. Конфликт и драматургию. Без претензии на разгадывание. Чтобы как у Уотсона в Кафке. И соразмеримостью музыкальной. И понимать - почему возникает язык. Другая речь. И есть ли в ней необходимость. И можно о сумраке, но не сумраком. Пусть будут индустриальные элементы, и даже соединительная труба вместо головы, но мы же все равно о человеке. И о мире. Когда имаго - конечная стадия развития и прекращение роста?

Почему множественность 2-3-4. Здесь промышленный фильтр и обезличенность. Рот закрыт. Маска еще до короны. Неизъяснимый лик. В чем провинциальность. В бОльшей смысловой нагруженности. Но победитель "Маски" - какие ориентиры? Работа есть, а устрмленности нет. Что мы ищем внутри себя. Когда за другого. На каком уровне существует сегодня контакт мужчины и женщины. Обреченная зависимость. И степень нельзя - обо всем и ни о чем. Когда декорация - просто остов. Тогда это вирусы. Маски. И о любви уже не слова.

Несовершенство аппарата "Накорми" и "Отогрей". Мы не имеем нового жеста. И что в этих трубах. Что течет. Школа обязана быть. И тело тоже. Вот это к театру Серебрянникова. Ткани и костюмы - ах. Должен быть концепт. Здесь суровой провинции. Такого взгляда. Такая богатая ясность в "Эхнатоне". И здесь бедность. Мы обозначаем среду. Или ее вовсе нет. И оплодотворения не происходит. Имярек. Это уже не остраненность. Нагиев и это. Со мной хотят говорить символом. И мы общность, а не индивидуальность. Музыка и шуморяд тоже может быть многозначительным, но не точным. Тоже характеристики, когда когнитивные процессы. Не люди - насекомые. Агрессия, но не рефлексия. Еще эмбриональный мир. Рабочих лошадок. В раболепном преклонении перед светом. На четырех.

Спектакль "Имаго-ловушка". Постановка театра "Провинциальные танцы" (Екатеринбург). Хореограф: Татьяна Баганова. Художники: Вера Соколова, Ярослав Францев. Музыкальное оформление: Валерий Васюков. Художник по свету: Максим Сергачев. Артисты: Ксения Каплун, Антон Лавров, Михаил Лескин, Алексей Слуцкий, Анастасия Соколова, Александра Столярова, Евгения Турушкина, Антон Шмаков. Запись 11 марта 2020 года. Пермь.

[admin]

Bella Figura. Ballet de Jiri Kylian. Music: Lukas Foss ("Lento and Andante" from Salomon Rossi Suite), Giovanni Battista Pergolesi ("Stabat Mater Dolorosa and Quando Corpus Morietur" from Stabat Mater), Alessandro Marcello ("Adagio" from Oboe Concerto in D minor), Antonio Vivaldi ("Andante" from Concerto for two mandolins in G major), Giuseppe Torelli ("Grave" from Concerti Grossi Op 8 No. 6 in G minor "Christmas Concerto") Dans Theater. Ballet Completo (full). Dancers: Megumi Nakamura, Elke Schepers, Cora Boskroese, Brigitte Martin and others. 1995 год.

Белая открытая телесность. И черная заводь. Он не фрагментарен. Убедительная изысканность и кантилена новизны. Соотнесенность и созвучие чувствований. В красном преломлении женского. Действительно, изгиб "золотого уха". Бежать и раскаиваться. Животная сущность прикосновения. Сами исправляем себя. Нет устремленности вниз. И стремления даже. Когда обнаженность - не эпатаж. Звук падающего тела. Квадрат световой. Поиск в неравновесии. Суть безучастности. Гнеушев видел Килиана. Философия открытости. Пауза-гордость и непредвзятость открытости. Здесь даже речи нет о стыде. Целомудренная неустойчивость. Актер как сущность. Фантом телесности. Нет времени. Завороженность сопричастия. Глянец покрытия. Угасание в занавесе. Перед занавесом (!) Отсутствие прикосновения. Невозможность и устремленность к связанности. Состоятельность тела. Тревожная возвышенность. Ох, мизансценой тишины. Плечо-шедевр. Возвращение к равновесию. Сказка от Иржи.

[admin]

Nederlands Dans Theatre. Сhoreography Jiri Kylian. Director Hanc Hulscher. Six Dancers. Music W.A.Mozart/ Sweet Dreams. Music Anton webern/ Sarsbander. Music J.S.Bach. 1997 год.

В поиске языка. Килиан и "Сарабанда" в 90-ые. Платье без человека. Надо же - "золотые уши". Как оболочка и обертка. Тело - отдельно. И это тоже сон. В множественности - магия захвата. Человек стремится к дискурсу выраженности беззащитности. "А если их нет, то ничего не нужно". Это себя. Эхо меня. Завораживает. Комплекс детали. Здесь - футболка. Двигает пространство отчаянием. Слух в отзвуке. Миры наизнанку. И звук как отзвук. И если там правила игры, то здесь новая реальность. Без женщины. Как театр отзывается на случайность происходящего. Ткань и жест. Когда движение через сознание. И под. Отличность присутствия. Как точка - головы. И смех. Сатанинский и горький. Уходящие в сон. Гидон Кремер.

В "Сладких снах" - работа с предметом. Шары теннисные. Языком недр. Мы осязаем эфемерность. Новое равновесие. Что ищет театр без зрителя. Когда закрыт рот. Новые связи. Новый уровень телесности. Путники не взаправду. В пустом пространстве. Как мы разговариваем с собственным телом. Сонмище яблок. Здесь бОльшая вовлеченность. Внутренняя. Предмет - как фактор чего? Забвение в танце. Почему 4 пары. Что в тождестве тебе моем. Излом. Эфемерность бабочек.

Моцарт-гримаса. Где сейчас Гнеушев. Клоунада. Сдуть пыль с париков.

[admin]

Frederick Ashton's Ondine (Ундина). Music - Hans Werner Henze. Artists: Miyako Yoshida, Edward Watson, Genesia Rosato, Ricardo Cervera. Orchestra of the Royal Opera House. Conductor Barry Wordsworth. Запись 2018 года.

Эдвард Уотсон (Edward Watson) здесь еще был до Кафки. Это 2009 год. А родился он в 76-ом. То есть здесь ему 33. Возраст известно кого. Хотелось бы, чтобы это было до чудо-превращения. Преображения. От героя до актера. Но здесь - на периферии. Сознания тех, кто реставрировал и тех, любит музей. И все музейное. Тогда Аштон может быть и звучал (странно). Но почему сегодня такие аплодисменты - к архаике очевидности. Когда просто скучно и банально. От этой выхолощенности напыщенного - в жесте героя, и в почему-то-так-навязчивой-и-неизменной-улыбке Йошида (Miyako Yoshida). Играем про любовь с заламыванием рук и абсолютной не выраженностью телесной. Знакомо. Здесь и там, и плюс - покачали для видимости с моряками. Потом забыли и про это. Весь второй план - грусть и тоска. Играем в театр. И в понятность - мертвой сценографией - литого и не пластичного пространства. Музыка - отдельно, и даже нет старания слушать и слышать. Про чувствовать - забыли совсем. Ханц и так вторичен по отношению к Стравинскому, а тут еще и хореограф без уха. Внутреннего. Все за счет плохого сурдоперевода. И плохого тела. И еще славы. Якобы.

Хотя музыкальная пластика все же гораздо богаче. Интродукия. Например, вдруг-рояль. А есть ли автор. Танцевать надо не эмоционально. Вот эти жесты - пошлость. Почему-то решили, что он герой. Ундина - инаковость. Здесь иллюстрация и имитация. Не надо играть в сказку. Плазма музыки. Это как глазами водить от страха. Нет сопричастности. И костюмы - отдельно. У нас нет уверенности. Дать мозгу и телу окунуться. Фиксировать приход. Не успел почувствовать. И любая героизации - очень плохо. Он и в крон-принце был угловатым. И статичным. Дает ли музыка чувствовать. Ему дают школьный ряд. Руки-сердце-гадость. Штамп на штампе. Такая хореография устаревает. Она не понимает характера. Такой театральный быт, что еще пошлее. То есть, они должны, прежде всего, сыграть, а не вытанцовывать. Все вопросы к Аштону. Не вовлеченность героини. Есть в музыке новь - убаюкивающая мерность гитары. И сладкая размытость. Просто дисциплина исполнения. Они внутри не развиваются. Только экспонента. Ундина укрощает музыку, а драматизма внутри нет. И много пафоса. Все назывно. Шиллеровский драматизм. Когда дыма больше чем огня. Иллюзорный театр. В третьем действии избыточность музыкальная. А созвучие не найдено. Тема не найдена. Якобы экспрессия. Якобы постановочная новизна. Призрачность портрета. Интересно, что говорил про Аштона Нуреев. Негоциант - это-то к чему (про купца). Вот эти лицедеи в белом и арлекин. Может, музыка не несет драматургии. Нет изыска хореографического. Вот здесь костюмы задают характер. Интерьеры - все мимо. В музыке - совсем другое. Па-клише. Юмора не хватает. И поезда. Это же история из окна поезда. Конструктивизм. И рисунок по бумаге. Спектакль в спектакле. Размытость на холсте. Импрессионизм. Впечатление. Не замешиваются эти краски. Морской демон - это Ricardo Cervera. Он держит внутри характер. И здесь - самый честный. Он - там. И это самое важное. Но костюм (!?) Части не взаимодействуют с целым. Нет нюанса. Детали. Нет вдруг. Облака. Пера нет. Должно придти новое поколение репетиторов. Это 2009-ый год, запись 2018 или 19-го (или просто выложена запись), а постановка 1958 года. И все вместе - позавчера.

[admin]

"Светлый ручей". Балет Дмитрия Шостаковича в двух действиях. Либретто Фёдора Лопухова и Адриана Пиотровского. Постановка Большого театра. Хореограф-постановщик - Алексей Ратманский. Дирижер - Павел Сорокин. Художник-постановщик - Борис Мессерер. Премьера - 18 апреля 2003 года.

Это надо быть очень современным и очень образованным человеком, и очень назвучаться культурой и профессией, чтобы вот так внутренне летать. И чтобы быть счастливым. Чтобы заразить собой пространство и влюбить зрителя. Надо обладать отменным интеллектом, чтобы так стильно и иронично кутить. И надо упиваться Шостаковичем, который сам бог, и сам утро. Потому что много свежести. Игры. И азарта. И когда слово не атрибутируется, когда наконец-то нашелся светоч, кто не имитирует, а выпевает телом. И мизансценой. Хореография - изящество изобретательной и хулиганской геометрии. С большой любовью к предмету - от традиции в будущность. И Мессереру - за паровозик - особо. За уникальную, деликатную, но (все же) статичную сценографию. И предельно музыкально. Ах, Дмитрий Дмитриевич, ах!) Юмор - от ума. Исполнительский азарт. Прекрасно выстроен весь оценочный ряд. Как дышит общее облако. Блаженства... И автора, Ратманский, здесь так много. И времени. И сегодня. Когда язык - внутрь. Изумительная точность характеров - в танце, артистам - виват (!). И очень адресный Шостакович. Прямо в сердце. И в голову. И очень точно музыкальная драматургия отрабатывается. И технически актеры готовы к сложнейшим задачам, когда не балет, а действо. И снято очень и очень прилично. Без крупных планов, но внимательно, а это уже не мало. И сколько живописных нюансов. И стоп-мизансцен. И как же хорошо, Алексей, что не "Лебединой озеро" и не "щелкунчик". Так победил. И еще как победил. Просто по-мальчишески вхахлеб. С удалью. Бесшабашно. Не расстраченной такой молодостью. И такой дивной мечтой. Возрожденческой.

[admin]

Балет “Ручей” (La Source). Композиторы - Людвиг Минкус и Лео Делиб (Léo Delibes and Ludwig Minkus). Хореография - Жан-Гийом Барт (Jean-Guillaume Bart). Дирижер - Koen Kessels. Сценография - Eric Ruf. Костюмы - Кристиан Лакруа (Christian Lacroix). Grand Opera. Paris, 2011.

Особняком. Совсем особняком. Совершенным. Когда дыхание - даже в сумраке. И далеко не на переднем плане. Эта возвышенность и поэтичность. В невероятной легкости пуха. Эола. И природы - от масаи. При каторжном труде, несовместимых с профессией травмах и с операцией на выживание ног. Когда Матиас Хейманн (Mathias Heymann) летит. И здесь даже не важны камеи Сваровски. И даже наперекор академичной статике рядом-небытия. Когда все равно имитация строительства пирамид. И лишь застывшая иллюстрация к главному смыслу. Когда человек больше человека. И движущийся по траекториям бессознательного. Как тот герой из Шекспира. Из сна. И тоже Эльф. Быть может. Быть может. Когда быту вопреки - в самом не бытовом мире. Когда еще не умели снимать, а крупным планом бы, да еще в расшифровке - просится. В непонятном искусстве. В неизъяснимом. В скрученном более чем запутанно в канате. И светом бы помочь. И умом. Да нежить. Что так клонится к традиции, не завораживает. И каждый раз заново. Когда мир не заканчивается сценой. А с нее все только начинается. И как полетом - в неизвестность. Против хрестоматийного и назывательного. Вне гравитации. Только там, где можно быть актуальным. И надмирным. Без черновиков.

[admin]

Балет "Майерлинг" (Mayerling). Постановка Royal Ballet. Music: Franz Liszt, arr. John Lanchbery. Драматург Джиллиан Фримен. Хореограф - Кеннет МакМиллан (англ. Kenneth MacMillan). Design: Nicholas Georgiadis. 2015 год.

Озаренный победой. С наисложнейшей задачей перед собой. Церемониальный. Придворный. С миллионом неонюансов. Эмоциональная строгость поначалу. Даже в кино решили сыграть, доконав скрупулезностью костюмов. И их фантастическим рукотворным богатством. И содержательностью. Оболганный. И еще сыграть на психологической точности. Лист хорош. Парчовый. Крупные планы - на славу режиссерам и операторам. Золотая эра кончилась. Когда помпезность так органично. И этот микс психологического и танцевального. Культура отношений. Жест. Профурсетки со знаком плюс. Второй план - с ума можно сойти. Новизна танцевального синтаксиса. Складки в четверном радушии. Ослепительная изысканность. Сброс-быт. Чудо. Изящество мысли. Украдкой поцелуй. Психологический надрыв и излом. Диалоги - все-таки, фальш. Опера - вдруг!!! Пелестрадал. Вдруг-пауза!!! Кончики пальцев при пении. Она тоньше играет. Стремление к подлинности актерского существования. Заблудившийся. Запутавшийся. За глухими стенами якобы благопристойности. Иступленная любовь. Откровение. И в откровении ищем мизансцену. На колене - !!! Кульминация любви! Сыграно. И поставлено. Лучшая сцена страсти. Гениально. Телесная экспрессия. Чрезмерность чувствования. Мраморный лик Lamb. Заповедное чувство. Нарочитая театральность. Зачем здесь мужской балетный низ у героя?! (в костюме). МакМиллан раскрывает балет. Распускает его. Как цветение. Чайковский - вдруг! Фортепиано с оркестром. Синомика отчаяния. Поддержки - это!!! Стул падающий - знак. Фатальные поддержки. Контролирует ли себя артист. Он совсем не балетно кланяется. Ребенком. И это очень славно. Чистый мужчина. Засыпан цветами. Мера искренности. И любви. Изобретательной. И щедрой. Одарить мир. Пиршеством художественной и личностной щедрости. МакМиллан, умерший за кулисами во время репетиций.

[admin]

World Ballet Day. 29 октября 2020 года. Большой театр России.

И все же Школа. Университет. Академия. Храм. Это ощущение не покидает - как внутренне спокойно и уверенно работают Педагоги. В них настоящность - истинное Знание. Когда все подчинено качеству. И поэтому гораздо больше внимания к нюансам. К обязательной точности. Перфекционизму. Как искусной графикой изнутри. И натренированным до совершенства телом. И артисты при этом доверчивы. Плодотворно доверчивы. Это осознание глубинных процессов. На пути к эталону. В работе нет внешнего, через опыт - в будущее. И большая забота. Внутреннее объятие. Домашность. Как будто стены вобрали в себя отношение. И не отпускают. Вот и Вадим Лантратов с каким-то особым вниманием слушает собеседников. И даже не важно при этом о чем. Вот эта стать "как". Этого не было нигде. Это свойство именно этого Дома. И при этом как же жаль, что мы не титруем самых главных действующих лиц - репетиторов. В них-то и есть особый гумус. В них и в аккомпаниаторах. В тех, кто это таинство ворожит. Радеет. Своим пред. Хорошо, что хоть назвали царственно-стальную на каблучках Грачеву и в-силе-спокойного Александра Ветрова, но других, ребята... Как же так?! Стыдно и обидно. И как-то очень иной Фазиев. Чужой. И дело не в фонтанирующей требовательности и железной выправке. И в отчаянном максимализме. Здесь нет восторга. По отношению к собственным детям. Или уважения обязательного. Сверху - это плохо. Диктатором. И тогда вдруг сквозь прочее - страх ошибки. Наказанности. Расправы. Это не отсюда вовсе. И может быть, отсутствие скромности, той, что качество лучшее. У реальных Победителей. У тех, кто впереди.

[admin]

Спектакль "Красные башмачки" (The Red Shoes). Автор - Бернард Херрманн. Постановка компании New Adventures. Режиссер и хореограф - Мэтью Борн (Matthew Bourne). Запись спектакля, 2020 год

Неряшливо на этот раз, Мэтью. Не упруго. Не дерзновенно. Простите, сэр Мэтью Борн. Нет, прежний шарм и безукоризна, безусловно, вот они. Правда, штучно: в сцене написания музыки (Доминик Норс Dominic North готов к очень многим шалостям и сценическим приключениям, внутренняя графика просто превосходная, стильная очень, богатая острота стиля), ну, и пожалуй, в сцене "Кафе" (здесь Маэстро не ошибается и кумулятивно бьет наотмашь, и все в "яблочко"). Зачем ошиблись в выборе материала. Отчего. Как его не интепретируй, сахар он останется сахаром. Заштатным. Не первой свежести. И закидушная мелодрама объема не получит. И Эшли Шоу (Ashley Shaw) - уже не героиня, особенно после "Ромео и Джульетты". Там полностью доверились молодым, очень молодым, непотребно молодым, и начался реальный театр, настоящий театр, когда взахлеб и полетать. Здесь отретушированная старость, и совсем не важно сколько лет. И не пара. Адам Купер (Adam Cooper)... ну, вот может же иногда, выуживая моменты даже для драматического тождества, но чаще все равно падаем в некую умозрительную и глубокомысленную условность. Расслабился Мэтью, если не сказать большее. Есть то, что мы, увы, тиражируем. И это не наказуемо, но от новатора ждешь нови, а нови не получается. Нет качества в этом. И поступи иной. И рисунок кажется школярским, особенно после старшего брата - Royal. Мы уже видели этот измененный балет, но он требует обязательной ценности материала. Каждый раз. И мыслительных вытанцовываний. Головокружений. А может, просто воздуха. И совсем другого пространства. Здесь чуть душновато. Еще пока чуть.

[admin]

Ballet "A Crystal Palace" / Балет "Хрустальный дворец". Chorégraphie George Balanchine / Хореограф Джорж Баланчин. Musique: Georges Bizet - La Symphonie en ut /Музыка: Жорж Бизе - Симфония до мажор. • Philippe Jordan (Conductor).• Etoiles, Premiers Danseurs et Corps de Ballet de l'Opéra national de Paris (COMPAGNIE DE BALLET). Парижская национвльная опера. Les Etoiles / The stars / Звезды: Amandine Abisson, Ludmila Pagliero, Mathieu Ganio, Karl Paquette, Les Premiers danseurs / The First Dancers / Первые танцоры: Valentine Colasante, Nolwenn Daniel, Audric Bezard, Vincent Chaillet, Pierre-Arthur Raveau, Emmanuel Thibautt. Recording: June 3 2014 - Opéra National de Paris - Opéra-Bastille.

Баланчин держит в сознании тело балета. Общий конструкт. Как математическую формулу. И теорему. Он его именно держит. И строит. Волево. Не отпуская. И все там должно слагаться. И быть гармоничным. Я чувствую линии пространства. Превращения. Рисунок. Как взаимодействуют части в несокрушимом целом. И здесь согласованность и легкость. И вычурности нет. Общая паутина. И ткань. При мужской тяжеловености. И непрекращающихся улыбках на устах (о, неприятность). И все равно - это изыск. Многоголосие красок и исполнителей. Изобретательность в построении тела и тел - в мысленной устремленности. Истинная Академия дисциплины. Утонченность. Руки как лилии. И еще я обязательно держу характер. И очень музыку. Как образ. Как состояние. Как настроение. Читаю текстом танца. Как будто разыгрывая партию в пространстве. Плодотворные сочетания. Цвета и мысли. Очень чуткие. Как разномерностью алфавита. Целое и магма сочленений. Отыгрываем цветом. Новую реальность. Надо смотреть общим зрением. Внутренним. Озарение философией гармонии. Мраморный низ. Скульпурный. И играющий верх. В узоре. В общей палитре. Дворцовой строгости. В остраненности красоты. Умозрительное восприятие. Кварто. И даже в поклонах - строй. Интеллектуала-художника.

[admin]

World Ballet Day. Australian Ballet. 29 октября 2020 года.

Здесь о шедеврах. Когда самой природой - высказанность. Тревожная. Пульсирующая. Здесь и есть когда медиум. И проводник. И таким иступленным вниманием к себе. И к своему нутру. Когда пронзает откровенностью. И только дыхание. Затаив. И когда это в пространстве. И с пространством говорит. Не случайно говорит, именно с этим воздухом. и с этими арками. Пробежкой как росчерком. И эти флэш как гнетущие образы. Как вулканирующая изнанка. Когда лава - внутри. И в цвете. Большие мастера это делают. И большие мастера исполняют. Это даже не мастерство, а вот истина. Когда только так, и иначе быть не может. Какая-то собственная изобретательность мира. И мира в себе. Собой чувствую. Собой осязаю. Собой разговариваю. И творю собой. Это высказывание. И пробежки - там. В ином. В этом необыкновение. Новь - в этом. Когда вот таким почерком. И таким нервом. И такими глазами. Как будто нельзя повторить. И изобресть такого невозможно. Только явить. Как сон. Это Capriccio. Музыка - Иоганна Себастьяна. Хореограф (во истину) - Lavignec Francois-Eloi. Очень провокативно - с педагогической точки зрения, но как результативно. И очень еще слышим тишину. И ощущаем внутри себя, переживаем пространство Национальной галереи Виктория и Сollecting Comme Exhibition. И она, она, конечно - Benedicte Bemet (Principal Аrtist with The Аustralian Ballet). Когда сказка. И невозможно словами. Когда изнутри. Как взрыв. Как исповедь. Последнее. И как последний вздох.

И еще восторг. В галерее. И тоже в Национальной (NEW GHOST FROM BODYTORQUE.DIGITAL). Как Вы, ребята, изобрели внутри этот тон. Это цвет. Как Вы его поймали и как почувствовали. Когда как будто частицы воздуха. Из лона живописи. И из окружающей, разговаривающей среды. Это взаимосвязь невидимого. И его ощущение. Лишь отгадывание. Вот оно возникающее. И даже не из тебя. А из водоворота возможного. И еще раз цвет. Как былинка сущего. Как атом вот именно этого. Целого и общего. Как заговорившая частица. В диалоге с себе подобным. Здесь он это одухотворяет - Mason Alexander Lovegrove. Можно часами рассматривать эту бязь - дивно. Сокрушенно. Нерастраченно. Какая-то телесная литургия. Можно жить после этого. Будем разговаривать с образами. Будем вдохновляться ими. Будем их увлекать за собой. Вместе. Вот так. Даже не осязая. Облако рая. Лишь догадываясь. Под музыку Tomas Parrish и музыкантов (простите меня, что не по Именам, Вы - счастье). И Вы, о, Небо, если бы это было возможно, но так необходимо - Serena Graham и Joseph Romanncewicz. И если есть на свете мечта. То Вы в этом - мечта всех мечт.

[admin]

World Ballet Day. Royal Opera House. 29 октября 2020 года.

Достоинство храмовой культуры. Монастырская дисциплина. Бережное отношение к личности. Разнообразие исключительностей. Предельная тщательность во всем, и это при кажущейся легкомысленности Kevin O'Hare (Director of the Royal Ballet). За его искрометными глазами и флеш-платком на запястье - сила и энергия силы. Спокойствие и основательность во всем, даже как это снимается - картинка безупречна. И много нюансов. Особенно во время класса. На сцене. С чуткостью и благопристойностью Brian Maloney (Ballet Rehabilitation Specialist and class Teacher of the Royal Ballet). Он ведет в почтительной связке с Robert Clark (за роялем - Head of Ballet Music). Настоящая, ежедневная, взыскательная работа. На сцене (общим планом зал - эффект присутствия). Артисты - в деле. Продуманность во всем, и даже в небрежности одежды. Нет случайности здесь. И в каждом - победность. Учителя - это показатель качества. Как и как слушают. Christopher Saunders (Rehearsal Director Principal Character Artist) - сама деликатность и good, very good - во всем. И как счастливы ему самые Principal - Vadim Muntagirov и Marinela Nunez . И в Чайковском счастливы тоже. И друг с другом. Настойчивей и требовательней, здесь и рисунок и проживание, - Gary Avis (Rehearsal Director Principal character Artist). Педагог. Есть полное погружение в работу Fumi Kaneko (от грации - !!!) и Recce Crarke (First Soloists). Штрих за штрихом, нюанс за нюансом - в разборе, понимании и реализации. Но мягкость Александра Агаджанова (Senior Teacher and Repetiteur to the Principal Artists) как магия. Он буквально расскрывает, распускает колумбийца Fernando Montano. Настолько ненавязчиво. Кистью руки. Та еще школа, и что отрадно - наша школа. Это очень интимная лаборатория учителя с учеником в репетиции Dance of the Blessed Spirits Frederick Ashton (Music - Сhristoph Gluck). Авторитет и магнетизм веры. И источник и значимость консерватизма. И академического начала театра. Здесь складывается все из Профессионализма. Быть первыми в каждой детали. В каждом поступке. И в поступи каждой. Заданная и не снижаемая планка дорогого восторга. От возможности быть. И невозможности не восхититься. Даже в казалось бы буднях за кулисами - очарование театром и танцем. Эталон красоты и безупречности. Там нет кухни, там всегда выставочный зал. Неподкупного и такого кровавого совершенства.

[admin]

HET NATIONALE BALLET. DANSING DIVERSITY 2020. Black Achievement Month. Октябрь, 2020.

Конечно, это совершенство. Когда феномен. Когда би-природой. И особой, только так изнутри наполненной женственностью. Какая гигантская дистанция в голосоведении телом. Когда Даниэль Роберт Силва (Daniel Robert Silva). В черно-белом пространстве отчуждения. И в промышленном обрамлении. Когда безупречно осмыслен конфликт. И задана структура телесного изыска. Вот так принимать мир. В таком отзвуке. И в таком философическом выражении. Фактор переживания. Раскрытая плоть. Хорошо, когда черный. Когда особая восприимчивость. И эта уникальная свобода. Когда нет стыда. А есть исключительная наполненность соком. Жизни. Предчувствия. Вожделения. И правильно вечер, когда еще и говорим. Когда пытаемся формулировать. Не только в движении, но и в слове. Еще робко, но честно.

Когда в MANOEUVRE музыка как конструкт. И здесь читается сегодня. Вот это переживание. Из только что небытия попытка обрести новое. Встать на ноги. Оглядеться. Вырваться в живое. здесь исключена сексуальность. Техногенное восприятие. И телесная скульптурность. Почти графика. Как в Превращении - поиск иного. Пластика как вызов - в тварь. Как будто скрежет мегаполиса. И в душе. И в теле. Раненый город. Когда музыка умно отражает пространство, а пространство - в хореографии. Не музыки, а образа. Отраженное пространство. Как будто прорывается миф. Интенсивность существования. И небытия.

В Largo есть внимание. И путь друг к другу. В разности. В неправильности тела. Другой шаг. И странный мир. Но, все-таки, единение.

Бах и опять Силва. В SOLO. Надо быть настолько совершенным, что в тебе был весь мир.

Вдруг иногда рождается образ с тростями. И улица Шевченко. Тот Дом у моста. L’AUTRE CÔTÉ.

STREAM как новая реальность. Они соскучились. И мы - тоже. Очень.

PROGRAMMA:

I. Filmvertoning ABSENCE met Daniel Robert Silva. Filmmaker: Sarali.Choreografie: Robin van Zutphen. Muziek: Lascia ch’io pianga – Georg Friedrich Händel

II. Dansfragmenten
- EMBERS. Choreografie: Ernst Meisner. Muziek: Embers Max Richter. Dansers: Sebia Plantefève en Davi Ramos

- MANOEUVRE, part 1. Choreografie: Juanjo Arqués. Muziek: Shaker Loops John Adams. Dansers: Young Gyu Choi, Sho Yamada, Nathan Brhane, Tim van Poucke, Michele Esposito, Rafael Valdez, Dingkai Bai.

- LARGO. Choreografie: Ernst Meisner. Muziek: Largo Georg Friedrich Händel. Dansers: Katherine Bamford, Mila Nicolussi Caviglia, Lauren Hunter, Philippe Magdelijns, Emma Mardegan, Christopher Mitchell, Isaac Mueller, Catarina Pires, Sebia Plantefève, Georgi Potskhishvili, Claire Tjoe-Fat, Guillermo Torrijos, Koyo Yamamoto.

III. Live portret Sebia Plantefève – danseres Junior Company.

IV. - SOLO. Choreografie: Hans van Manen. Muziek: Johann Sebastian Bach, Partita nr. 1 voor viool solo in d mineur. (Corrente en Double) (presto) (BWV 1002). Dansers: Tim van Poucke, Edo Wijnen, Daniel Silva

V. - L’AUTRE CÔTÉ. Choreografie: Sedrig Verwoert. Muziek: Dansers: Sebia Plantefève, Samantha Mednick, Nancy Burer, Erica Horwood, Kira Hilli, Martin ten Kortenaar, Daniel Silva, Pascal Johnson, Leo Hepler, Davi Ramos

[admin]

DIGITAL FALL SEASON. CLASSIC NYCB. OCTOBER 2020. Баланчин/Брамс, Шуберт. Баланчин/Стравинский. Роббинс/Шопен. Баланчин/Бизе.

Его именем назван один из кратеров на планете Меркурий, что среди других ближе всего к солнцу. В нем нет внутренней статики. И нет сладкого. Изысканность и утонченность. Он - интеллектуал. Когда исключительность мышления - в образе. Вдохновение и математика Георгия Мелитоныча (как при рождении) - весна и свежесть, и здесь все не про самолюбование, присущее традиционным классикам. Он очень сосредоточен. И очень конкретен. Но по-грузински - про весь мир. И про весь мир в себе. Интонацией. Джордж Баланчин (George Balanchine) не чертит пространство собственным сюжетом, а слушает музыку вместе с исполнителем. Как и чем отзовется - в душе и в теле. Этот слух и послушание очень важны и в Стравинском, и особенно - в Шопене, когда, казалось бы, хореографией можно было залить каждую фразу, ан нет - потенция. И артикуляция только как последование. Это очень современно и очень точно. И поэтому нет ощущения вчерашнего, замшелого. Но актуального. Очень упруго и грамотно по мизансценированию. Ровно столько - сколько во мне. И в зрителе. Сильными ногами, упругим телом. И очень уважительно: равным разделением мужчина/женщина (без толкований). Это называется умный человек. И даже в Бизе - энергия множества в абсолютной графике. Только еще не летаем. Это еще и вкус отменный: Петербург, Императорское училище, Дягилев, Стравинский, Мейрхольд. Масть от семьи. Это когда про Воспитание. И Образование. Чтобы мыслить энергией. И поступать. К свободе. Когда про ясный разговор. И храбрость. Чтобы открыть в себе балет. И балет - для мира.

[admin]

The Two Pigeons (Два голубя). The Royal Ballet - Covent Garden, London (2016). Conductor Barry Wordsworth. Music André Messager. Choreography Frederick Ashton (Фредерик Аштон). A Young Girl Lauren Cuthbertson. A Young Man Вадим Мунтагиров. A Gypsy Girl Fumi Kaneko. Her Lover Ryoichi Hirano. A Neighbour Elizabeth McGorian. A Gypsy Boy Marcelino Sambé. Young Girl’s Friends Elizabeth Harrod. Meaghan Grace Hinkis, Chisato Katsura, Mayara Magri, Emma Maguire, Yasmine Naghdi, Romany Pajdak, Leticia Stock.

Аштону не откажешь в остроумии. Сэру Фредери́ку Уильяму Малландейну А́штону (англ. Frederick William Mallandaine Ashton) в утонченном остроумии не откажешь. И в любви он толк понимает. В разной. Всякой. Особенно там, где надо поиграть. Школа жизни хорошая. Очень. И Лорен Катбертсон (Lauren Louise Cuthbertson) очень точно принимает и осваивает чистейший по выразительности и хулиганской изобретательности рисунок хореографа, приправленный к тому же изрядным количеством внутренней иронии и изысканной, находчивой (по тем временам) танцевальной бязью (часть I). А финальная часть и вовсе получается упоительной. Здесь наконец-то задышал в дуэте и Вадим Мунтагиров, и даже голубиная патока героев в находчивом присутствии главных действующих лиц не показалось такой чрезмерно-терпкой. Удалось соблюсти такт и меру. И даже быть искренними. Это опять же от идеального вкуса Командора Ордена Британской империи, обладателя Ордена Кавалеров Почёта и ордена «За заслуги», обладателя премии Елизаветы II от Королевской академии танца, рыцаря за заслуги в области балета, кавалера французского ордена Почётного легиона и шведского ордена Данеброг, обладателя звания «свободного гражданина лондонского Сити», доктора Даремского университета, Университета Восточной Англии, Лондонского университета, Университета Халла и Оксфордского университета (это все про Аштона). Что касается всего центрального пиршества состязательности за возможность девичьей любви, то почему-то сразу вспомнились бойцы UFC. Им бы голубиные разборки юношей на полу явно бы не приглянусь. И здесь их понять можно: настоящего мужского в этом чрезвычайно мало. Чрезвычайно. Да и девушки тут явно заскучали. Без истинных кабальеро, хотя класс Ryoichi Hirano, а особенно Fumi Kaneko (в главной женской партии) не отметить нельзя.

[admin]

The second program of Digital Fall Season of New York City Ballet (2020):

1. First Movement from Kammermusik No. 2 Music by Paul Hindemith. Choreography by George Balanchine. Featuring Sara Mearns and Teresa Reichlen. With Solo Pianist Cameron Grant and the NYCB Orchestra, Conducted by Andrews Sill, Associate Music Director Filmed on May 2, 2012, David H. Koch Theater, Lincoln Center

2. First Movement from Opus 19/The Dreamer. Music by Sergei Prokofiev. Choreography by Jerome Robbins. Featuring Unity Phelan* and Gonzalo Garcia. Цith Concertmaster Arturo Delmoni and the NYCB Orchestra, Conducted by Andrews Sill, Associate Music Director Filmed on January 30, 2020, David H. Koch Theater, Lincoln Center.

3. Movements for Piano and Orchestra Music by Igor Stravinsky Choreography by George Balanchine Featuring Maria Kowroski and Ask la Cour with Solo Pianist Alan Moverman and the NYCB Orchestra, Conducted by Daniel Capps, Resident Conductor Filmed on April 28, 2015, David H. Koch Theater, Lincoln Center.

4. Chiaroscuro Music by Francesco Geminiani, edited by Walter Kolneder, after Arcangelo Corelli. Choreography by Lynne Taylor-Corbett
Featuring Ashley Laracey*, Lauren King*, Brittany Pollack*, Andrew Veyette*, Justin Peck*, Giovanni Villalobos* with the NYCB Orchestra, Conducted by Harrison Hollingworth, Guest Conductor Filmed on May 12, 2017, David H. Koch Theater, Lincoln Center.

5. Red Angels. Music by Richard Einhorn Choreography by Ulysses Dove Featuring Maria Kowroski**, Jennie Somogyi, Adrian Danchig-Waring**, Jared Angle** with Guest Electric Violinist Mary Rowell Filmed on May 29, 2013, David H. Koch Theater, Lincoln Center.

6. Third Movement from Glass Pieces Music by Philip Glass Choreography by Jerome Robbins Featuring the Company with the NYCB Orchestra, Conducted by Harrison Hollingworth, Guest Conductor Filmed on February 21, 2017, David H. Koch Theater, Lincoln Center.

Есть ли в голове осознание формы. У исполнителей. Или только добросовестность. И то, что отпущено богом. Каждому. Нет состояния. В голове происходит у хореографа, но этого мало. Исполнитель - дурак? И почему музыка. Танец и музыка. Музыка и танец. Если в консерватории, то мое восприятие. И мои образы. И мое состояние. Если точно читается Автор. Исполнителями. Дирижером. Здесь Музыка +. Зачем? Стравинский, например. Надо понять природу этой мысли. И природу этого диссонанса. Хорошо, я это услышал. И головой - главное. Но зачем тогда мне еще один посредник. Как существует танец по отношению к музыке. Мы же ее не исполняем. Ее исполняют музыканты. Что мы делаем тогда. Отпускаем физику, сердце (по способности), и выражаем. И этого здесь совсем практически нет. И это вчера, это явно. Есть чудесный, например, Глаас. Чудесный. Он настолько самодостаточный, что слишком самодостаточный, но балету нужна музыка. Зачем?! И вот эта красочная мозаика, это верно. Но не только. И насколько балету у Баланчина мешает школа. Все равно же балет в основе. И какие-то очень дурные приемы, привитые уже с детства. Это очень трудно соскаблить. Баланчин перевоспитывает. И здесь как артист не оснащен. Для другого решения. И все же главное - ищет ли исполнитель вместе с хореографом характер. Состояние. И как он существует. Внутри. Вот есть ли это - когда сам. Моя внутренняя кантилена. И мое решение. Насколько здесь работает подсознание. И как оно с сознанием обменивается. Вот это же язык исполнения. Это особый язык. И как тело, идеальное должно быть тело взаимодействует с головой. Интереснейшее явление. И насколько уровень виден. Он сразу виден. Это уже такая провинциальность. Все равно. Но с претензией на. Телу нужна музыка, потому что телом выражается душа. Тоже. Музыка провоцирует душу. Откликает ее. И она говорит телом.

[admin]

РАПСОДИЯ / RHAPSODY. Балет Сэра Фредерика Аштона на музыку Сергея Рахманинова (Ballet by Frederick Ashton, music by Sergey Rachmaninov). Премьера постановки состоялась 4 августа 1980 года в Ковент-Гардене. ИСПОЛНИТЕЛИ: Наталья Осипова (Natalia Osipova), Стивен Макрей (Steven McRae), и артисты балета Королевского театра Ковент-Гарден. Оркестр Королевского театра Ковент-Гарден. Дирижер – Барри Вордсворт (Barry Wordsworth). Фортепиано – Роберт Кларк (Robert Clark). Фредерик Аштон | Хореограф, Художник по декорациям, Natalia Stewart | Художник по костюмам, Peter Teigen | Художник по свету, Кристофер Карр | Режиссёр-постановщик, Jacques Dupont | Designer2016 год.

Сиятельная мягкость. Имперской притягательности. Можно было еще чувственней, еще тоньше, изысканней и изощренней в хореографии (вслушиваясь, дивясь), в продолжении и отзвуке нот и мечт, но исключительность Сергея Васильевича не поддается иллюстрации, интерпретации и толкованию - все равно над всем, сильно над всем. Ей, этой душе (Соня), все самой благоволит и все ею дышит (спасибо, Володя). И наполняется ею. Очаровывает. Она (эта Музыка) снисходит и одаривает - правдой, силой, и глубиной. Предельной искренностью. И болью. Мира. Вот только бы не работать мышцами лица в улыбке (что как клеймо наше), и в отказе от чего так плотно и царственно преуспел Стивен Макрей - "золотой мальчик", храбрый, безукоризненный и волевой. С олимпийской техникой и сброс-иронией - в финале. И как одним жестом (полукивок в фуэте) - на Олимпе же Осипова. Публика заходится, а вот та девочка (только угадываемая) совсем скоро будет танцевать Джульетту. Но уже сегодня здесь в ее грации все великолепие Школы Ковент-Гардена. Все великолепие. Легкости.

[admin]

Вечер балетов нидерландского хореографа Ханса ван Манена в исполнении танцовщиков труппы Нидерландского национального балета (Dutch National Ballet)."Метафоры" на музыку Ж.-И. Даниэля-Лесюра; "Адажио Hammerclavier" на музыку Л. ван Бетховена; "Вариации на тему Фрэнка Бриджа" на музыку Б. Бриттена (Tribute to Hans Van Manen Metaforen (1965), For 12 dancers; Adagio Hammerklavier (1973), For 6 dancers; Frank Bridge Variations (2005), For 10 dancers).Танцевальный Фестиваль в Монпелье, 2017 год.

... и вот, когда мы множим рисунок в нескольких парах, это что - путь к синергии, или это провокация диалога внутри и соотнесенности, или, в конце концов, реверанс в строну вариативности зрительского восприятия. Последнее - скорее нет. Потому что, если говорить о чем-то свершившемся, то это происходит больше и все же в дуэтах и в изумительном мастерстве и преданности нейлону художников по костюмам, женских - в первую очередь. От хореографа, почтенного и признанного надо признаться, судя по приему не самой простой и не самой молодой публики в Монпелье, требуется сохранение высоко поднятой головы, респектабельности во всем и выучки, хотя особых изысков языка ждать не приходится, речь достаточно монотонная и очевидная, да и класс исполнителей вряд ли подразумевает нечто большее и эпохальное. Думали, что это про бережливость. По отношению к партнершам и к миру, но и это придумки скорее собственные. Рисков не было. Танцевали головой. И репетициями. Не жизнью и не профессией. Не слышно шагов и дыхания. Шороха света. И магической завороженности кулис. По-прежнему online, что для театра и балета, и для зрителя не в присутствии гибельно.

[admin]

Гала звезд балета Ла Скала / Gala des Etoiles Teatro alla Scala. Orchestra of the Teatro alla Scala. Conductor David Coleman. Teatro La Scala, Milano 10.30.2015. Светлана Захарова, Roberto Bolle, Massimo Murru, Nicoletta Manni, Claudio Coviello, Mick Zeni, Мария Эйхвальд, Melissa Hamilton, Lucia Lacarra, Полина Семионова, Алина Сомова, Мария Виноградова, Marlon Dino, Леонид Сарафанов, Иван Васильев.

Досадно. Конечно, можно строить дорические колонны. И строение под именем Хеопса рвануть тоже можно. Можно воссоздать храм Артемиды. Много что было в этой жизни. Но, может быть, искусство о том, что еще не было. Зачем эта музейность, и даже мы не говорим про заученные веками па. Почему внутренне эта статика. И даже вне - в мускулистых, статичных фигурах танцоров, и изощренная худоба балерин. Почему мы не думаем. И уже в 21 веке так напыщенно красуемся на поклонах. Почему так много доморощенной фальши и претенциозности. И даже когда якобы пытаемся быть современными при поддержке глупых спецэффектов, а все равно - пластмасса. И вот разве можно после Борна по-прежнему так уморительно играть в Проофьева и в Ромео с Джульеттой. И в Петипа. И русских много. Неужели мы так не готовы к новому. В отсутствие свободы. И лишь Полина Семионова не дает усомниться в желании Быть. Своей неправильностью. Угловатостью. И совсем не жадностью игры в совершенство. Здесь другое. Оно чувствуется. Когда нет желания врать. Зачем-то рукоплещущей публике. Неужели она ждет лишь привычки даже от современного сознания. И от современной, богом творимой женственности. И от мужского тоже. Или вернее так - от природы человеческой. От ее возможностей. И ее размышлений. В век, когда человечности становится еще труднее. Выдержать, а тем более летать. Здесь уже совсем другими горизонтами Акрам Хан. И то, что творилось в еврейской истории. Почти накануне. Каким странным образом в европейской культуре уживаются вместе безграмотная и кондовая тяга к монументальной и тотальной скульптурности с еще только разминаемой в ладонях глиной. В предощущении непознанного. Нового.

[admin]

Балет "Превращение" (The Metamorphosis) по одноименной новелле Франца Кафки («Die Verwandlung»). Постановка Театра-студии Линбери в Королевском оперном театре (Royal Opera House). Постановка и хореография: Артур Пита (Arthur Pita). Музыка: Фрэнк Мун (Frank Moon). Дирижер: Марк Альбрехт (Marc Albrecht). Художественное оформление: Саймон Доу (Simon Daw). Лондон, 2011 год. Премия Sky Arts South Arts Award, Эдвард Уотсон (Edward Watson) получил премию Оливье за выдающиеся достижения в танце за свою роль.

Всю жизнь человек ведет диалог со своим телом. Всю жизнь. Бескомпромиссный диалог. Безжалостный. И это не балет. Это гораздо больше чем балет. Больше чем танец. Настолько, что можно говорить об уникальном, феноменальном явлении. Или точнее так - о Явлении (с буквы большой, если не заглавной). Да, то, что созидает и как живет Уотсон - это за гранью. Или так - гениально. Когда все (мышцы, кожа, глаза, сердце) - Актер. Единосущее. Как совершенная ипостась. И даже если бы это было соло, с ума сойти можно. Но есть самое главное - Пита. Сознание режиссера. Как мыслителя. И высочайшего класса психолога. И человековеда. Посмотрите как существует Отец. Газета. Взгляд. Стол. Дщерь. Что такое Женщина. И мать. Боль. Стать. Гимнастика. Яблоко. Дочь во взимотношении. И в выраженности. Продавщица. Кондуктор. Коллега. Смотрите. что такое эпизод с евреями. И контрапункт - в соседней комнате. Как сызнова прочитываются простые морфологемы "распахнутое окно", вывалялся в грязи". Это вообще чудотворно как прочитан выход из стреноженности в искаженность. И отношения к этой искаженности. Потрясающая уборщица. Это так завораживает - абсолютное несоответствие понимания. Здесь так много внятности. И плодотворности - во всем. Два пространства и переход. Грандиозная сцена с матерью - объяснение. Единственное в жизни, быть может. И он не играет физиологию. Как все сущее в нем противостоит. Будь и ты черна - фигуры. Стекающие. И так постановлено, что и черное на белом живописует. В гармонии и сопровождении живого света. Это не балет, потому что актеры живут по-другому. Драматическим так не снится. За сердце берет. Мы говорим о грандиозной работе. Внутренней. Технической. Но все во имя. И все во благо. И еще - как много здесь Кафки. Человека о Человеке. И об искусственной среде. Вокруг. Вот когда изнутри моделируется человек. Причем, очень современным, динамичным, пытливым мышлением. И смелым - самое главное. Отчаянно смелым. В неизведанное. И совсем точно - как несвобода преобразует и уничтожает человека. Здесь очень много мыслей. И поступка здесь много. И еще раз Уотсон - это уважение. Огромное уважение. За то, что и как делает Артист. Фантастика. И режиссер, за эту идею черной канализации в тоталитарном, закрытом, трафаретном пространстве. Как огранизм и сознание ищут все равно выход из закрытости. И запрета. Вот такие страшные выходы. И там глоток воздуха как выход. Но уже в смерти. И особо - звуковая, речевая палитра спектакля. И это достойно учебников. Чтобы вот так скрупулезно изучать это огромное Событие в мире Театра. Исключительное. Блестящее. И с большой заботой. И думой. В пять плюс.

[admin]

Балет “Wings of Wax” (“Восковые крылья”). Concept and choreography Jiří Kylián (Иржи Килиан). Nederlands Dans Theater. Music: Heinrich Ignas Franz Biber - Passcaglia for solo violin (+/- 1674), John Cage – Prelude for Meditation for prepared piano (1946/48), Philip Glass – Movement III from String Quartet No.5 (1991), Johann Sebastian Bach – Variation No.25, Adagio, in G minor from “Goldberg Variations" (1742).

[admin]

В золотой час (Within the Golden Hour). Схема полёта / Flight Pattern). Choreography Christopher Wheeldon, Music Ezio Bosso and Antonio Vivaldi, Costume designer Jasper Conran Lighting designer Peter Mumford. Performers: Conductor Jonathan Lo, Principals Beatriz Stix-Brunell, Francesca Hayward, Sarah Lamb, Vadim Muntagirov, Valentino Zucchetti, Alexander Campbell. Dancers Hannah Grennell, Fumi Kaneko, Mayara Magri, Anna Rose O'Sullivan, Luca Acri, David Donnelly, Téo Dubreuil, Calvin Richardson. Concert master Vasko Vassilev, Orchestra, Orchestra of the Royal Opera House. 2019 год.

Contemporary - от природы. И от неправильности. Раскачивающихся ветвей деревьев. И с правом на укоризну. Чуть с вывертом. И штрих-скольжением. Или здесь вот я. Или растворившись. В небесном предназначении. Как Francesca Hayward. Вот так телом слушают мир. И вслушиваются в него. Очаровываясь. И только не собой. А предназначением. Где партнер - только партнер, а хореограф - кормчий. Когда просто по волнам. Такой несбыточности. И отрешенности. Божественной красоты безгрудого тела. Или почти его отсутствия. В совершенстве. Такой выучкой. Почти врожденной. Есть или я картина, или я рама для мира. Всей своей небесной сутью. И тождеством. Почти откровением. Это "В золотой час" и искус божественных оболочек, обрамленных изумительностью Jasper Conran.

Медуза (Medusa). Acclaimed contemporary choreographer Sidi Larbi Cherkaoui creates his first work for The Royal Ballet. Credits Choreography Sidi Larbi Cherkaoui. Music Henry Purcell. Electronic music Olga Wojciechowska. Costume director Olivia Pomp. Lighting designer Adam Silverman. Set concept and design Sidi Larbi Cherkaoui and ROH Production. Associate choreographer Jason Kittelberger. Performers Conductor Andrew Griffiths. Principal Natalia Osipova. Athena Olivia Cowley. Perseus Matthew Ball. Poseidon Ryoichi Hirano. Priestesses Mica Bradbury Annette Buvoli Hannah Grennell Isabel Lubach Julia Roscoe Soldiers Lukas Bjørneboe Brændsrød Harry Churches Leo Dixon Benjamin Ella Joshua Junker Paul Kay Francisco Serrano Joseph Sissens. Concert Master Vasko Vassilev. Orchestra of the Royal Opera House.

Когда во втором ряду. Во время поклонов. Ритуальных. И драматургически выверенных. Только здесь возможно что-то приоткроется. Всамделешное. Или сохранится масочный режим. Реверансный. Вот Isabel Lubach или Julia Roscoe. Глаза и еще раз глаза. Перед рядом первым. Глаза юности и, может быть, будущего. В иерархии. И перед сейчас той единственной. Натальей Осиповой. Где все верно и все предельно. И даже перекрывая (что уж вовсе невозможно) Мэтью Болла. Уж эмоциональностью-то точно. И надо уже восхищаться. Тем более, что и правда - безукоризненно. Но в этой чрезмерности вдруг захотелось отстраненности. И недоступности. И большего изыска. В игре. И исполнительстве. Так ли уж нам важна чувственность. Или скорее ее виртуозная апликатура. Потому что русская? Чтобы больше в зрителя, а не в вечность. Больше прозрачности, а не усилия. Здесь во многом и женское в хореографии. Когда женским о женском. В кубе.

Схема полёта (Flight Pattern). Choreography Crystal Pite. Music Henryk Mikołaj Górecki. Set designer Jay Gower Taylor. Costume designer Nancy Bryant. Lighting designer Tom Visser.

Неукротимость. Внутренней работы и борьбы. Неугомонности. Страдания. Сопричастности. Пульсирующая лава бытия. Раскаленного. И огнедышащего. Когда вместе - о каждом. Когда боль как состояние. Как неутомимость. Как жажда. Как можно так вдохновить. Так объединить замыслом. И сутью. Когда дышат сердца - одномоментно. В секунды затишья. И ожидания. И молитвы. О, неприкаянность. Неустроенность. Заброшенность. Вечные странники и небожители. С разрывом. И надрывом. Так глубоко и одиноко. Так особенно. Так высоко. И желанно. Когда всем языком. И всей сутью. Когда вот рядом - другой. И он тоже - ввысь. Как отчаянные символы неродившегося. И погибшего. Какой долгий и страшный Путь. Как неустанна Дорога. Как одинок и слаб Человек. Как много мира - вокруг. И внутри. И отчаянная жертвенность. Как необходимости искупления. И воскрешения. Неустанного боготворения. И горя неустанного. Не упокоимся. С миром. Во веки. Веков.

[admin]

Спектакль "Мэтью Борн: Ромео и Джульетта" (Romeo and Juliet). Музыка Сергея Прокофьева. Хореограф и режиссер - Мэтью Борн (Matthew Bourne). Сценограф, художник-постановщик - Лез Бразерстоун (Lez Brotherston). США, 2019 год.

Такой вот новый, совсем сегодняшний "Билли Эллиот" - как ипостась. Повзрослевший. Научившийся многому. Но по-прежнему небесно-отчаянный и светлый ребенок. Потому что есть то, что не сыграешь никогда. Природу эту не сыграть. Особость в мире. Абсолютную незащищенность. И распахнутость. Ранимость нечеловеческую. Когда все - только нерв. Он и любит так. До опрокидывания. Даже глаз. Внутрь. Такое забытье в любви. Когда, может быть, только единственный раз. И последний. И когда у Маэстро главное в том, что театр - это искусство молодых. Очень молодых. Совсем юных. Этот такой родной Пэрис Фитцпатрик (Paris Fitzpatrick). И уж насколько сам Мэтью безудержно и профессионально очарован Корделией Брэйсвейт (Cordelia Braithwaite), она уже чуть, буквально на ступеньку старше, и, вот чудо, уходит... что-то уже непоправимо затерается. Когда приходится выигрывать. Чуть подменять. И чуть исполнять. Не дотягиваясь до себя. Еще вчерашней. Но парные сцены - на разрыв. Конечно, это даже не по мотивам. То есть, природа конфликта совсем другая. И противостояния. Здесь больше физиологического. Но тоже табу. И тоже система запретов. И комплексов. И страхов. И очень болезненных. И образа мира - больше. И много раненого внутри. И отчаянного. Но держим общий ритм. В общем рисунке. И кажется, что Сергей Сергеевич отзывается совсем по-новому. И даже благоволит. Изумительные акценты, как может только Борн. И смелость, безудержная смелость не-традиции. Это тоже очень важно. Читать и читать. Широко распахнутыми глазами. В бога. В душу. В профессию. Читать и плакать.

[admin]

"THE SLEEPING BEAUTY". THE ROYAL BALLET. CHOREOGRAPHY MARIUS PETIPA. ADDITIONAL CHOREOGRAPHY FREDERICK ASHTON, ANTHONY DOWELL, CHRISTOPHER WHEELDON. MUSIC PYOTR IL’YICH TCHAIKOVSKY. SCENARIO IVAN VSEVOLOZHSKY. CONDUCTOR SIMON HEWETT. ORCHESTRA OF THE ROYAL OPERA HOUSE. CONCERT MASTER SERGEY LEVITIN. THURSDAY 16 JANUARY 2020, 7.15PM

Почему же это так важно - даже не традиция, а архаика. Как будто играем чайку в мизансценах к.с. Зачем вдувать воздух в уже порядком потасканные мехи. Что в этой погоне за незыблемостью. За ритальной белой колонной с внутренним мрамором. Разрисованным задником. И ритуальным реверансом. И манерной рисовкой якобы диалогов. И велеречивостью массовки... И язык сегодня другой. И дыхание. И поступь. И выраженность совсем иная. Даже чувственность. И простота. И натиск. И артист умчался вперед - и как человек, и как профессионал. И зритель. И мир. Или это особый флер - большая Игра в Нечто. Где правила неизменны. Как в шахматах. Еще на подступах к. И азарт лишь в точности воспроизведения... Или тени важнее присутствия. И в быстро-крылом затихающем тремоло пуантов - отзвук Иного. И в неизменности намыленно-несмываемых улыбок - маски былой изысканности. Возможного сна. Почему это так необходимо - неразмытость и четкая дисциплина рамок. Неизбывный ритуал расписанного по буквам церемониала. Какой смысл в этой педантичной и неукротимой повторяемости. Какой свет. Радуга - какая. И только Бонелли (FEDERICO BONELLI) как будто плюс задумчивостью, чуть отстраненностью, чуткой странностью, новым неотрепетированным отношением, чуть большим личностным... вдруг кренит идеально выстроенную конструкцию совершенного замысла общего. И желанным дуновением над. Вихрем ненадуманного. И не выученного наизусть. Пронзает и лихорадит. Как будто у сказки может быть совсем другой финал - истинная и вожделенная реальность.

[admin]

"Standby" (Paul Lightfoot). Музыка Кнудоге Рийсагера. "She Remembers" (Sol León). Музыка Георга Фридриха Генделя и Макса Рихтера. Nederlands Dans Theater (NDT), Июль, 2020.

Когда от сочиненного - пусто. Когда от состояния - восторг. И где это состояние - внутри хореографа. А потом исполнителя. И где эта математика. Телесная фигура речи. И язык, возникающий уже даже эмоционально в проговаривании. В жизненно важном проговаривания. Это впервые так в балете. Чтобы так проживать. Когда лицо и глаза. При изумительной базе. И таком бережном отношении к оголенному пространству. И партнеру. С такой дисциплиной и взаимопониманием. Когда очень много вложено в головы и в понимание. В осознание. И совсем не так уж важен замысел дистанцирования. Хотя это - когда важно все. Аккуратно и все время новым - в кружевах. И разворотах. Тайнописью тела. Когда тело не речью, а языком. В казалось бы случайном. И вот сейчас рожденном. И как отточенно-грациозно светом. Не только границы, но и необходимости. Современно не в стиле, а в самостоятельности освоения. Где каждый личность - молодостью. И отвагой. Не сомнения. Такие партитуры - из переживания и воздуха. И внутренней обязательности высказывания. Не историей. А содержанием жизни. То, что отражается. В высших сферах телесного опредмечивания. Эстетство высшей пробы. Когда нет зрителя. И другой мир. Уже другой. Совсем. И внутри - сонмище оттенков. И разрешений. Нового. Когда влечет больше чем танец. Когда философия. И феноменология неизведанного. Думание. В том, что так пружинит. И не таясь выявляет. И не отпускает.

[admin]

Балет Сан-Франциско (SF Ballet). OPENING NIGHT GALA, 2020. Дирижер – Мартин Веcт (Martin West).

Как из музыки. Из нутра. Всею сутью. Когда иначе нельзя, и только гениально. И даже не из мрамора. Когда читает Даниэль Роу (Danielle Rowe). Здесь же есть этот неведомый излом. Вот это пророчество в пластике. Когда надо доигрывать болью. Физической внутреннюю. Доставать ее. Провоцировать. И даже не выражать, а искушать ее (Pixie – простая в использовании программа для определения цвета пикселя под курсором мыши). Dores André сливается с Nina Simone, и даже не сутью. Страданием воочию. И через стояние в выдержке. И слияние здесь божественно. Вне архаики. И пошловатого прошлого. Пирамидной хореографии. Как вдруг необыкновенной свежестью - Сергей Васильевич. И Посохов - изумительной неправильностью. С Йуан-Йуан Тан (Yuan Yuan Tan) - из Поднебесной в Поднебесье. Вот уж - не ищите. И не узнавайте. И обрящите. Когда так не расстрачено. И "единственная новость". И когда наднациональная идея. Неизлечимыми запятыми телесных интегралов. И мировой души. И вот это божественно. Как спиной. В проходке. Из колоколов. И как смогли после Шекспира. Изумительным рисунком - классической школы и современного сознания. 05:49. Композиторы - Ivan Pavlov and Annie Bandez. Майлс Тэтчер (Myles Thatcher) - от воздуха и отчаяния можно сойти с ума. CASTING - Саша де ла Сола (Sasha De Sola) - от таких с ума и сходят. Навсегда и бесповоротно. И безоглядно. А квалификацию повышала в Кировской Академии - на полную стипендию!!! А Benjamin Freemantle - завораживающая неуклюжесть, где правильностью и не пахнет. Но такой аромат чудесного партнерства. И настолько редчайшей обаятельнейшей мужественности. И влюбленности. Истинной. Неказистой. Неумелой. Все рождается из ошибки. Не из правила. Там, где достигает своей цели свобода. На перепутье. И совсем не в канве изученного. И пройденного. Путь продолжается. Своей линией. Здесь как бог научил слушать. И терпеть.

[admin]

Балет «Работы Вульф» (McGregor's Woolf Works). Постановка The Royal Ballet. Музыка Макса Рихтера (Max Richter). Direction and choreography Wayne McGregor (Уэйн МакГрегор). Designers - Ciguë, We Not I and Wayne McGregor, Costume designer - Moritz Junge, Lighting designer - Lucy Carter, Film designer - Ravi Deepres, Sound designer - Chris Ekers, Make-up designer - Kabuki, Dramaturg - Uzma Hameed. Премьера - 2015 год. Еhe Critics’ Circle Award for Best Classical Choreography and the Olivier Award for Best New Dance Production.

Упоительно. Иначе - никак. Когда о судьбе. И прошлом. С таким прощальным поцелуем. И внутренним достоинством. Это больше чем мир. И больше чем любовь. В стенах где история. И мечта. Alessandra Ferri - в рамках. И по-королеввски венценосна. Обласканнная собственной исключительностью. И невероятной кантиленой. Изумительной линии. И сладостной вариативности. Так МакГрегор питает и осваивает пространство. Изнутри Женщины. Взгляд с облаков. Воздушной и неприкасаемой плоти. Какая изумительная школа. И выучка. Тело - как божественность. В обрамлении музыкального пиршества. Чувственности. Силы. Неотвратимости. Когда новое поколение - вот. И богиня - над. Шаг за шагом. В тревоге и благодарности воспоминания. Безупречным слогом. Сценическим и внутренним. Передавая традицию. В откровении нового. Неизбежности.

[admin]

Документальный фильм «Акрам Хан: Родом из Карри Хауса» (The Curry House Kid). Продюссер: Поппи Бегум. Режиссер: Ник Пойнц. Великобритания, 2019 год.

Глаза. Очень важно здесь. И ощущение телом пространства. Он, действительно, мессия. Потому что думает. И главное - сострадает. Он кожей ощущает этот воздух. И эту боль. И этих людей. Он безмерно любит их. И их выражает. Он знает этот аромат. Он живет в нем. И он его не соскабливает. Он бежал его. Но вот это возвращение. И особенно - отец. И очень мало и точно - об Аллахе. Об ответственности. И Благословении. Танцевать. Конечно, все из прошлого. И силы все. И питательная среда. И ощущение себя. И путь к себе. Но вот разговор с этими девочками. И с парнем. И это все равно о будущем. Тяжесть прошлого. Пережить. Переработать внутри. И двинуться дальше. Очень трудный путь. Но потому он и лидер, что на острие. Не просто хореографией. А пронзительностью. Не из себя. А из судьбы. Из народа. Из глаз тех, кто рядом. И кого уже нет. Очень по-взрослому. Это ощущение мягкой силы. И назначенности. Не обузы, но ноши. Не волоком, но в гору. Исключительность проживания внутри себя. И стол. И нарисованное на лысине. И горечь. Бесконечная горечь. За тех, кто не может. И гордость за избранных. Не подчиненных. Не сломленных. За тех богов, что хранили. За тех, что сберегли. Он очень слушает мир. Очень внимает. Эта обостренность и есть богоизбранность. И ничего больше. Кроме простоты. И сверх-чуткости. Человека. Творца.

[admin]

Song of the Earth/La Sylphide. Gustav Mahler’s music. Kenneth MacMillan’s choreography. English National Ballet London Coliseum. 2018 year.

Если синхронизация, в чем смысл. Если все равно вырывается индивидуальность. Талантом или степенью. Почему большая женщина на сцене. И мы ее не видим. Как артисты. Почему мы не слышим ее. И не осязаем. Почему между нами посредник. Почему он прочитал, а мы только исполнители. Почему он интерпретатор и автор, а мы труженики. И где состояние. Как тогда отзывается лично в нас. И почему прав Мартынов. Когда музыка рождает и порождает. Мной. И только мной звучит. Моим телом. В соотнесенности со всем, что в мире. И со зрителем тоже. И не только в финале. Почему большая женщина в стороне. С уникальным голосом, но женщина. И я ее не осязаю. Почему большая женщина остранена, и как бы стесняется, и как бы в стороне, в уголочке. И кто тогда кого слушает. Почему тогда она не от движения. И кто тогда от воздуха. И от тишины. И кто тогда от смысла. Или у артиста нет сознания. И нет стойкости. И нет образования. И интеллекта. И нет пути в неизведанное. И без инструментария готового, а телом. И только телом. Его исключительностью. Совершенной, здесь лондонский балет - вне сомнений. И сама грация и совершенство - вопиит внутри. Но почему так скудно. И отчего тогда Малер. И там еще текст. И еще смыслы там. И в результате - вот эта страшная разрозненность. И отчужденность. И даже здесь. И невидимость общего. И большая женщина должна быть не только источником голоса. И еще оркестр. И зритель. И ведь только как должное - из зала. Только как экзерсис. И опять иерархия. Этот страшный рудимент, как устаревшая форма существования. А на пустой сцене. И не пустым. Как же могло получиться. Мы и музыку не услышали нашим ухом. И ее магнетизма. И нюансировки. У нас есть сглаженность выучки. Статичность алфавита. И, все-таки, прямолинейность. Без дорического и ъ. И это только от головы. Нам страшно. Перед неизвестностью. И если выходит исполнитель и исполнители, они обязательно соотносятся. И все на все влияет. И тогда множественность как разность. Как видимая и осязаемая разность. И несоответствие. И это школа. И профессия. Услышать, чтобы объять. Чтобы соединить. Лучезарные и тонкие нити. Внутренних импульсов. Но это если внутри Малер. И еще стихи китайских поэтов эпохи Тан. И язык. Немецкий. И тело. И душа. И еще Дух. Что еще тревожнее. Здесь мало остается для допропорядочного балета. Для респектабельного истеблишмента. Здесь другие силы. И другим языком. Если все это осязать. Внутри. Провоцировать. И будить. Исполнителю. Не хореографу. Ис-полнителю.

[admin]

"Chroma, Grace, Takademe, Revelations". Хореографы: Wayne McGregor, Ronald K. Brown, Robert Battle. Музыка: The White Stripes, Duke Ellington, Roy Davis, Fela Kuti. Alvin Ailey American Dance Theater’s production. Lincoln Center. 2015 год.

Вот эта предельная мягкость. Кошачья. Когда вовсе не видно швов. Когда с землей как с небом. Ритуальной грацией. И обаянием. Их не надо приручать. Им должно оставить костер. И их закаты. И просто возможность быть красивыми. И черными. Чтобы двигать воздух. И когда воздух - опора. И ритм-ритм-ритм. Музыкальность, когда только не надо границ. Телу и ощущению. Вот этому драйву. Но цветом. И светом. Когда о чем-то своем. Но обязательно при зрителе, хоре - вокруг. И очень контрапункт как протяженность. Как замедление. Как всегдашняя готовность к прыжку. Чуть вдыхая. Без стыда. Без. Как будто жертвенно. И отрешенно. Уносясь в другие миры. И так умея остановиться. Здесь во всем Grace - счастье. Милость как жизнь. Как дар. Как благодарность. И много характера. В каждом. Здесь очень не дисциплинированно, но свято. Без страховки. С достоинством. Так как не может другой. Как дети. Когда нет школы, но есть природа. В совершенстве. Когда почти нет пола - летим. Пластика не работы. Служения. Когда свои боги. И боги реальные. Чтобы так воспитать тело. При мужском. И женское в мужском. Там совсем другой мир. И другие глаза. Так тягуче и непринужденно. Но так ответственно. Вот пусть это черное блаженство. И эта не крикливость. И не застенчивость. Эта текучесть и сила. И невероятность экспрессии. Души и тела. Этот страстный и телесный соул. Пусть длится мир другой. В своей самостоятельности. В своем трагизме. В своем поцелуе. И соитии. Извечном. Между небом. И землей. Переступим. Потопчемся. Горделиво уйдем. Не прощаясь.

[admin]

Спектакль "Ромео и Джульетта" (Romeo and Juliet). Хореография – Кеннет МакМиллан (Kenneth MacMillan). Музыка Серогея Прокофьева. Дирижер - Павел Сорокин. Первая скрипка - Сергей Левитин. Designer - Nicholas Georgiadis. Lighting designer - John B. Read. Performed by The Royal Ballet. телевизионная версия Майкла Нанна и Уильяма Тревитта. Премьера возобновленного спектакля - 2015 год.

Насколько сильна эта колея. Но мы же не строим пирамиды. Другой отзвук. И другая культура. Даже Прокофьев - нет. Нет трагедии, потому что нет противостояния. Не история любви. Точно. А история ненависти. Как мог появиться такой отец. Что мы все время разводим руками. И машем в направлении. Да еще и эта пошлая традиция "как бы разговаривать". Эта самая грубая и никчемная имитация. И зачем костюмы. Зачем это благолепие. И вычурность. Цвет и соцветия Возрождения тоже должны быть нынешними, сиюминутными. Неужели нельзя вытанцевать идею. И смыслы. На пустой сцене. И неужели нельзя слышать сердцебиение. Да, эти ребята прекрасны. В них молодость и совершенство. Совершенство, это правда, что касается тел и линий. Ясмин Нагди (Yasmine Naghdi) и Мэттью Болл (Matthew Ball). Они очень притягательны. Но это не голубая драма. Не любовный напиток. Нет здесь соплей. Мэтью же поразил потом "Лебединым". У Борна. Не верится, что вот эта вся роскошная публика в партере уже веками только от обтягивающих трико так вопиит. Не верится. Балет тоже уже показал как он может дышать. И как двигать собой сознание. Как может трудиться. И это - гигантский труд. Гигантский. И гигантская боль. И слезы. И человеческие драмы. Но здесь не должно быть тщеславия. Его переизбыток. Его, этого тщеславия, мертво-порождающего. Достаточно всегда смотреть только поклоны. Нет прыжка в сегодня. Есть извечная тяга во вчера. Было это пятьдесят лет назад. И что. Хореограф, это тот, кто слышит сейчас. И видит глаза вот этого исполнителя. И чувственность вот этой исполнительницы. И надо работать над мужеством. Над строгостью. Внутренней. На силой характера. Над силой любви. Над ее возможностью. Что Ясмин... да, можно назваться главной, но то, что лицом - чудовищно. Почему нет школы здесь актерской. Поверхностно. Как научили. Как привили. И это же молодые люди на сцене. Очень жетского и рационального поколения. Очень жесткого. И очень практичного. И другого. И из другой реальности. Нет тут цветков невинных. Что это за прижимание как в детском саду. Ни одной вот-сейчас-мизансцены. Это просто игра в некое воображаемое. Вот так нам кажется должно быть в "Ромео и Джульетте". Не так. А все наоборот. Мрачно. Дико. Воинственно. Это же гигантский бросок человеческий, чтобы вот так отважно броситься в объятия. И не отпускать их, когда все этому противится. И все против. Когда яд всегда под рукой. Смеетесь. Вы думаете потерять позолоту от этого. Лоск. Обожание. Деньги. Здесь не хватает жесткости. Большей жесткости. И большей дисциплины. Да, это безумно трудно простроить такие массовые сцены. Но очень фальшиво. Как бы. Вот там есть девочки, не солистки, они фрагментами очень попадали. Очень скупые лица. Без эмоций. Красивая обреченность. И простота. И это кровь, ребята. Это убийства. Это уличная вражда. И это страшно. И миф-то этот остается веками, потому что несмотря на. Вопреки. Вот этих замечательных ребят надо воспитывать. По-другому. И другой должен быть балет. И Ковент-Гарден. И Прокофьев другой. Он бы точно сейчас был другим. Мы читаем сегодня тему. Сегодня. Сегодняшним языком. У души нет нот. И у сердца нет партитуры. И трагедии не аплодируют. В правильных паузах. С корзинами цветов. Заранее приготовленными. Вот эта косность. Вот это нежелание нового. Нового. Важного. Актуального. С этими ребятами. И с этим задумчивым русским дирижером. И с этим залом. Многовековым. Как эталоном. Но не эталоном для тиражирования. А эталоном профессионализма. А это когда с самого начала, с чистого листа, с нуля. Всегда.

[admin]

Хореография Джерома Роббинса. Постановка New York City Ballet. "Септет". Музыка Игоря Стравинского. Исполнители: Джошуа Андино-Ньето, Стивен Мелендес, Дон Гирлинг Милатин, Эрез Милатин, Аманда Трейбер. "Рондо ля минор". Музыка Вольфганга Амадея Моцарта. Исполнители: Аманда Трейбер и Елена Зальманн. "Концертино" Музыка Игоря Стравинского. Исполнители: Джошуа Андино-Ньето, Стивен Мелендес, Маю Огури. Постановка репертуара Роббинса: Питер Фрейм, Кира Николс, Кристин Редпат, Венди Уилан, Уильям Уитенер.

Авторские права - это страшно. И есть ли авторское право на мир. И почему вдруг хореографию далекого предка как выражение сегодняшнего. Или как скорбь. Ни как единовремененное и единосущное вчувствование сегодняшних сердцец и сегодняшних дыханий (Подзвучка - великолепно). И осязаемые звуки шагов. Пол как голос - чудо. Скрипы - блаженство. А если бы и сегодня заново, то заново было бы все. Или это просто линии в пространстве. И у кого они получаются безупречней. Геометрия. На голубом фоне. Но не в душе. Вот внешние данные этой девочки (Маю Огури). Так пойди и рисуй ее линию. И расцвечивай ее. Обогощай. И обоготворяй. Есть ее чувственность. И ее совершенство. А не исполнительство. Не интерпретация. И что тогда интерпретирует она. Не надо вдыхать воздух в горна. И заливать вино в меха. Мех из ее подобия. Медиумы ли? И это совершенство телесной природы ради чего тогда. Шаги - прекрасно. И дыхание. И лица. Но идут ли они внутри за собой. За протяженностью пространства. За воздухом. Насколько они чувствуют мир музыки и автора. И где та устремленность в неосвоенное и в невозможное. Почему благолепно. И почему нет антитезы красоте. Когда талантливо просто. Когда исполнитель исполняет. Когда он вбирает в себя все, что вокруг. И все, что внутри. Такое действенное начало не меня. И не Роббинса, который, может, и был гением, но для сцены сегодня это недостаточно. Недостаточно очень. Даже в виде экзерсиса.

[admin]

Scramble (Cхватка). Постановка New York City Ballet. Хореограф - Мерс Каннингем (Merce Cunningham). Музыка - Toshi Ichiyanagi, Activities for Orchestra. Danspace at St. Mark’s Church.

Он даже не думал о сюжетности. И вдохновении. И подсознании. Он вычленял. Но красота все равно существует. Тела красота. И рамки существуют тоже. Как и черное с белым. И радикально-обворожительные танцовщицы (здесь). Или одна. В желтом (Giulia Faria). И поступь. Работающие части тела. Соприкосновение с землей. Как необходимый воздух. Шелест. Значит, он думал. Но там бьется сердце. И там живая кожа. И живое восприятие. То есть не чистый эксперимент. Не машина. И девочка эта мечтала танцевать. И у парня этого есть "почему здесь, а не там". И протяженность линии остается. И градус тела. И это как философствование внутри самих означающих. Без значимости выхода за пределы. Баланчин. И есть ли в этом человеческая обращеннность. И как быть. Мне очень интересно - что после. За техникой исполнения. И техникой интерпритации. Есть ли мысль внутри у исполнителя. И как она организуется. Не только вокруг цветов. И рамок не прикосновения.

[admin]

"Виолончелистка" (The Cellist). Постановка "Ковент-Гарден" (Лондон). Хореограф Кэти Марстон. Композитор Филип Фини. Сценарий Кэти Марстон и Эдвард Кемп. Художник-постановщик Хильдегард Бехтлер. Художник по костюмам Брегье ван Бален. Художник по свету Джон Кларк. Дирижер Андреа Молино. Оркестр Королевского театра. Исполнители: Лорен Катбертсон, Мэтью Болл, Марселино Самбе.

Культура линии. Культура внутреннего. Неизрасходованность и вожделенность. Как точно и как верно, когда так. Когда изысканность - результативность. Когда в движении - протяженность. Идея взаимодействия человека и инструмента. Призвания и женщины - хороша. Плохо, когда так очевидно выстраивается драматургия. Способность объяснить. И быть понятным. Не на уровне тонких миров, а даже почти слова. Это как называется? Чудовищное явление в балете. И самое разоблачающее постанвщика. Все эти папы и мамы - с укоризной. В парне этом (Marcelino Sambé) есть большее чем танец. И чем совершенная тело-организация. Это вдохновенно. И искренне. Высоко так. Когда не надо танцевать отношения. А сущность. Творчества. И притягательности искусством. И даже жертвенности. Он как-то всегда попадает собой. И даже в одиночестве в глубине сцены. Очень верно отстроенной под повествование (со световым росчерком особенно). И культура оркестра. Звучания. И пленительная культура самого театра. Его консерватизм по отношению к зрителю. Много-уважительном. Где степенность и респектабельность, но щедрость и открытость. Вот таким театром и сохраняется детство. Детство мира. И на сцене, и в зрительном зале. И конечно, превосходство и статус Артиста. Герой здесь.